Неточные совпадения
— А Пуцилло-Маляхинский?.. Поверьте, что я не умру, пока не сломлю его. Я систематически доконаю его, я буду следить по его пятам, как тень… Когда эта
компания распадется, тогда, пожалуй, я не отвечаю за себя: мне будет нечего больше делать, как только протянуть ноги. Я это замечал: больной человек, измученный, кажется, места
в нем живого нет, а все скрипит да еще
работает за десятерых, воз везет. А как отняли у него дело — и свалился, как сгнивший столб.
Работая в «Русских ведомостях», я часто встречался с Глебом Ивановичем. Не раз просиживали мы с ним подолгу и
в компании и вдвоем, обедывали и вечера вместе проводили. Как-то Глеб Иванович обедал у меня, и за стаканом вина разговор пошел о трущобах.
Не было внешнего давления, как
в казенное время, но «вольные» рабочие со своей волчьей волей не знали, куда деваться, и шли
работать к той же
компании на самых невыгодных условиях, как вообще было обставлено дело: досыта не наешься и с голоду не умрешь.
— Мы как нищие… — думал вслух Карачунский. — Если бы настоящие работы поставить
в одной нашей Балчуговской даче, так не хватило бы пяти тысяч рабочих… Ведь сейчас старатель сам себе
в убыток
работает, потому что не пропадать же ему голодом. И
компании от его голода тоже нет никакой выгоды… Теперь мы купим у старателя один золотник и наживем на нем два с полтиной, а тогда бы мы нажили полтину с золотника, да зато нам бы принесли вместо одного пятьдесят золотников.
Дело
в том, что собственно рабочим Кедровская дача дала только призрак настоящей работы, потому что здесь вместо одного хозяина, как у
компании, были десятки, — только и разницы. Пока благодетелями являлись одни скупщики вроде Ястребова. Затем мелкие золотопромышленники могли
работать только летом, а зимой прииски пустовали.
А музыка лилась; «почти молодые люди» продолжали
работать ногами с полным самоотвержением; чтобы оживить бал, Раиса Павловна
в сопровождении Прейна переходила от группы к группе, поощряла молодых людей, шутила с своей обычной Откровенностью с молодыми девушками;
в одном месте она попала
в самую веселую
компанию, где все чувствовали себя необыкновенно весело, — это были две беззаботно болтавшие парочки: Аннинька с Брат-ковским и Летучий с m-lle Эммой.
Гришка сидел обыкновенно рядышком, рука
в руку, или обнявшись с Захаром; остальные члены веселой
компании работали вкривь и вкось веслами, пели песни, раскачивали лодку или распивали вино.
Тут сидел один из ближайших приятелей Захара. Лишнее говорить, что он пользовался точно так же дружбою приемыша. То был рыжий и косой парень, но лихой и разбитной гуляка, по прозванию Семион, или Севка-Глазун. Этот Семион, или Севка, держался обычая пропивать
в воскресенье все то, что
зарабатывал в продолжение недели, если только не успевал заблаговременно проигрывать заработки
в три листка.
В компании, где Захар играл роль коновода, Севка был чем-то вроде есаула.
Когда катер с адмиралом отвалил от борта, все весело и радостно бросились
в кают-компанию. Сияющий и радостный, что «Коршун» не осрамился и что адмирал нашел его
в полном порядке, Андрей Николаевич угощал всех шампанским, боцманам и унтер-офицерам дал денег, а матросам до пяти чарок водки и всех благодарил, что
работали молодцами.
Только Юрка не совсем подходил к общей
компании. Что с ним такое сталось?
Работал вместе со всеми с полною добросовестностью, но никто уже больше не видел сверкающей его улыбки. По вечерам, после работы, когда ребята пили чай, смеялись и бузили, Юрка долго сидел задумавшись, ничего не слыша. Иногда пробовал возражать Ведерникову. Раз Ведерников послал ребят
в соседнюю деревню раскулачить крестьянина, сына кулака. Юрка поехал, увидел его хозяйство и не стал раскулачивать. Сказал Ведерникову...